Дело было на полигоне. Чистили курсанты гаубицу.
Все нормально бегали с банником туда-сюда, обильно орошали
его особым моющем средством в состав которого входят различные
щелочи. Все по-совковому - ни спецодежды, ни перчаток.
Приспичило тут одному по-маленькому. Отошел, оправился и снова
в строй. Только чувствует - что-то не то, какой-то маленький дискомфорт
постепенно переходящий в большой. Частицы моющей жидкости,
попав на руки, вызывают небольшое раздражение, ну а на нежной
крайней плоти произвели просто пожар. Пропорционально увеличению
чувства дискомфорта у бойца стал увеличиваться в размерах детородный
орган. Для начала с помощью подручных средств член обмыли и
перевязали обычным бинтом. Профессионалов от медицины среди
расчета не оказалось и вся повязка походила на «гордиев узел».
После произведенной процедуры бойца направили в санчасть.
Врача в данный момент не было, прием вела молоденькая фельдшер.
Строго посмотрев на бойца она спросила:
- Ну, что там у Вас?
- Да вот - и пострадавший уныло продемонстрировал неумело запакованное
и выпирающее из не застегивающейся ширинки штанов свое достоинство.
- Что же Вы с ним такое делали?!
- Пушку чистил... - закончить фразу он не успел, поскольку этого было
достаточно...

Дело было в 1994 году в одной войсковой части на Кольском полуострове
недалеко от Финской границы. Я служил по контракту. В один из выходных
дней, когда руководства в части не было, личный состав, несший боевое
дежурство, дружно отмечал день рождения одного старшего лейтенанта. А
так как действо происходило за полярным кругом, пили конечно спирт. Ну и
когда все уже были на хорошем веселе, решили в честь именниннка дать,
так сказать, торжественный салют. На позиции стояла Зенитно-пулеметная
установка (ЗПУ). Кто служил знaет, а для других поясню - это два спаренных
пулемета калибра так милиметров 12. И вот посадили мы именниника на
место стрелка, заправили в каждый ствол ленту. Ну мол стреляй. А на
соседней сопке для пристрелки на столбе висит бочка. Старлей навел на
эту бочку и давай на гашетки жать. Гром стоит от выстрелов, латунные
гильзы на металическое основание сыпятся, стрелок от счастья визжит аки
индеец. Мы видим, что снаряды ложатся в районе бочки (часть снарядов
трассирующие). И в этот момент в зоне поражения возникает вертолет Ми-8,
который неожиданно выскочил из-за сопки. Видно несколько попаданий в
вертушку. Она резко проваливается обратно за сопку. Мы в шоке,
именнинник тихо сползает с кресла. Один веселый прапорщик говорит, мол,
ну сбил вертушку, будут теперь из зарплаты вычитать. Именниника мы отнесли
на КП, и стали уничтожать следы преступления. Пока мы этим занимались, на
наше КП позвонили из соседней части и поинтересовались, что у нас за
пальба была. Ну в общем потом выяснили, что соседи тоже бухали и у них
кончилась "горючка", и они на вертушке решили смотать до города за
бухниной. Только взлетели по ним сразу кто-то открыл огонь, ну думают
засекли сбивают, плюхнулись на взлетку и тоже уничтожать следы. В общем,
никто не пострадал, в борте три пробоины. С тех пор мы всегда
созванивались, ежели у нас или у них праздник.

Свою офицерскую службу я начал в Возжаевке (Амурская область) в 68 году.
Отношения с Китаем тогда обострялись, и военный городок заметно
пополнился молодыми лётчиками и танкистами.
Свои субботние вечера холостяки обычно проводили в гражданской столовой,
которая вечером становилась баром. В баре подавали кое-какую еду,
молдавское вино в пол-литровых банках и (изредка) – пиво. Официанток не
было и чтобы получить вожделенный напиток, приходилось отстоять очередь.
Нас, лётчиков, продавщица вычислила быстро и подавала нам необходимое
через головы. Её даже просить не приходилось, она сама протягивала руку
на встречу нашим деньгами. Понятно, что такая дискриминация по
профессиональному признаку не всем была по нутру, но дело ограничивалось
ворчанием наиболее активных технарей.
Однажды к нам за столик попросился техник самолёта нашей эскадрильи
Саша. Он открыто выразил своё искреннее возмущение теми привилегиями,
которые нам предоставлялись. Мы, говорит он, на морозе, голыми руками
готовим вам самолёты, а вы из тёплого домика идёте, руки в карманах, на
руках перчатки и даже стремянку для посадки в кабину сами себе поставить
не можете. Хоть бы помогали нам как-то …
Я заметил ему, что наша работа ничуть не легче, просто он её не видит и
зачастую после полёта нам просто необходимо отдохнуть, а не заниматься
подготовкой техники …
Слово за слова, кулаком по столу, короче мы со штурманом обещали его
прокатить на самолёте (Ил-28 позволял разместиться в штурманской кабине
двоим). Саша должен был только подготовить себе парашют и найти
выпускающего техника, поскольку при запуске двигателей он должен был уже
сидеть на катапульте в кабине штурмана. Сам штурман – Толик Самарин (мир
праху его) разместится на рабочем месте, за прицелом.
Я до сих пор с некоторым содроганием вспоминаю то, что мы, лейтенанты,
позволяли себе в воздухе. На самолёта данного типа мы два года летали в
училище, выпускались готовыми к боевым действиям в сложных метеоусловиях
и ночью, а наша молодость и самоуверенность требовали дополнительной
остроты ощущений.